Как я стала музыкантом

О том, что я пою, догадались родители, когда в полтора года я напевала Сцену Нашествия из 7 симфонии Шостаковича.

В 4 года меня стали водить на легкие занятия — мы пели, рисовали, играли в музыкальной школе. Занятия проводил Николай Мордасов — двоюродный брат нашей соседки и папа моего будущего однокурсника. Занятия были общеразвивающими, и я с восторгом на них ходила.

В 5 лет пришла пора заниматься музыкой серьезно, дело было перед первым классом. Меня повели к подруге нашей родственницы, преподавателю консерватории Сусанне Арабкерцевой — та разочарованно покивала и сказала, что девочка начисто лишена способностей.

На профессию рассчитывать не приходится, но «для себя» можно побрынчать на пианино. Дала свою студентку, я ее называла «Елена Александровна» и занятия продолжились в частном порядке, на меня никто не давил: а что возьмёшь с девочки без способностей и талантов?

За год занятий кое-чему я научилась и мне, в общем, процесс доставлял удовольствие. Но пришла пора первого класса и серьезно встал вопрос о музыкальной школе. Поскольку девочка была без способностей, мне решили найти «сильного педагога» у которой в музыкальную школу поступали все. После года частных занятий. Посоветовали педагога родители мой одноклассницы Инны Вольфсон (теперь Соколовской), и фотография нашего ансамбля теперь украшает мой фейсбук.

Началась дрессировка. Дрессировку я ненавидела. Преподаватель была излишне жесткой и давила как могла, я ее дико боялась, но меня «покупала» бабушка. Сразу после занятий на Братском и Энгельса она разрешала купить беляши — уличную еду, которая до сих пор у меня ассоциируется со свободой и хулиганством. Обычно уличная еда в нашем доме считалась преступлением.

В музыкальную школу я поступила и нашла свою отдушину на уроках сольфеджио с Ольгой Николаевной Олянич — с ней я начала сочинять музыку и со своими произведениями стала давать первые концерты. Обычно это происходило в ближайших кинотеатрах перед сеансом. Время шло и в жизни нашей семьи стали происходить печальные изменения — умерла моя любимая бабушка и отчим и мы с мамой и дедушкой переехали из старого еврейского квартала в район Нахичевань — бывший самостоятельный армянский город, который стал частью Ростова. В музыкальную школу приходилось ездить и мама решила, что школу мне пора менять. Моими преподавателями стали бабушкина подруга Маргарита Давыдовна Гутер и преподаватель по фортепиано — Лусабер Варткесовна Давидьян.

Особенно после жестких методов меня поразила эмоциональность педагога по фортепиано. Наверное, когда я увлекаюсь, я становлюсь на нее похожа. Она горела работой, это была ее единственная жизнь, а мы — единственные дети. Когда перед выступлением мне бывает страшно, я слышу ее низкий голос с легким армянским акцентом «Звучи, маэстро!». Улыбаюсь и смело иду вперед.

В 11 лет я сказала маме, что брошу музыкальную школу. Мама ответила, что надо сначала закончить, а потом бросать. Мы как раз подходили к зданию на Комсомольской и тогда я ей сказала, что глупо тратить столько времени на обучение, если не сможешь этим даже зарабатывать. И что если я не могу это бросить, значит я буду поступать в училище. Мама сказала скептически — ну да, «нашему бы теляти волка поймати».

Занятия шли своим чередом и вскоре, что бы поступить в училище я стала заниматься частно с Еленой Александровной Шуриновой. Педагог, который умела «делать звезд». Я потом попаду к ней на курс, мы многое переживем вместе и она фактически станет человеком, благодаря которому я выиграю две олимпиады по сольфеджио и по теории музыки и попаду без экзаменов первым номером в консерваторию.

Также на подготовке к училищу я встречу своего первого мужа и отца всех моих детей. Мне было 13, а ему — 14. Он пришел домой и заявил своей маме, что я стану его женой. Но это уже совсем другая история.